Денис Васильевич Давыдов. Гусарская исповедь.
Дневник партизанских действий 1812 года
1 2 3
4 5
6 7
8 9
10 11
12 13
14
15
16
17 18
19 20
21 22
23 24
25 26
27 28
29 30
31 32
33 34
35 36
37 38
39 40
41 42
43 44
45 46
47 48
49 50
51 52
53 54
55 56
57 Между тем граф Орлов-Денисов уведомлен был, что двухтысячная
колонна спешит по дороге от Долгомостья в тыл нашим отрядам и что наблюдательные
войска его, на сей дороге выставленные, с поспешностию отступают. Граф, оставя
нас продолжать действие против Ожеро, взял отряд свой и немедленно обратился
с ним на кирасиров, встретил их неподалеку от нас, атаковал, рассеял и, отрядив
полковника Быхалова с частию отряда своего для преследования оных к Долгомостью,
возвратился к нам под Ляхово.
Вечерело. Ляхово в разных местах загорелось; стрельба продолжалась...
Я уверен, что если бы при наступлении ночи генерал Ожеро свернул войска свои
в одну колонну, заключа в средину оной тяжести отряда своего, и подвинулся
бы таким порядком большою дорогою к Долгомостью и к Смоленску, все наши покушения
остались бы тщетными. Иначе ничего сделать мы не могли, как конвоировать его
торжественно до корпуса Бараге-Дильера и откланяться ему при их соединении.
Вместо того мы услышали барабанный бой впереди стрелковой линии и увидали
подвигавшегося к нам парламентера. В это время я ставил на левом моем фланге
между отдельными избами присланное мне от Сеславина орудие и готовился стрелять
картечью по подошедшей к левому моему флангу довольно густой колонне. Граф
Орлов-Денисов прислал мне сказать, чтобы я прекратил действие и дал бы о том
знать Чеченскому, потому что Фигнер отправился уже парламентером - к Ожеро
в Ляхово.
Переговоры продолжались не более часа. Следствие их было - сдача двух тысяч
рядовых, шестидесяти офицеров и одного генерала военнопленными.
Наступила ночь; мороз усилился; Ляхово пылало; войска наши, на коне, стояли
по обеим сторонам дороги, по которой проходили обезоруженные французские войска,
освещаемые отблеском пожара. Болтовня французов не умолкала: они ругали мороз,
генерала своего, Россию, нас; но слова Фигнера: "Filez, filez"[43]
- покрывали их нескромные выражения. Наконец Ляхово очистилось, пленные отведены
были в ближнюю деревеньку, которой я забыл имя, и мы вслед за ними туда же
прибыли.
Тут мы забыли слова Кесаря: "Что не доделано, то не сделано". Вместо
того чтобы немедленно идти к Долгомостью на Бараге-Дильера, встревоженного
разбитием кирасиров своих, или обратиться на отряд, стоявший в Ясмине, мы
все повалились спать и, проснувшись в четыре часа утра, вздумали писать реляцию,
которая, как будто в наказание за лень нашу, послужила в пользу не нам, а
Фигнеру, взявшему на себя доставление пленных в главную квартиру и уверившему
светлейшего, что он единственный виновник сего подвига. В награждение за оный
он получил позволение везти известие о сей победе к государю императору, к
коему он немедленно отправился. После сего можно догадаться, в славу кого
представлено было дело, о котором сам светлейший своеручно прибавил:
"Победа сия тем более знаменита, что в первый раз в продолжение нынешней
кампании неприятельский корпус положил пред нами оружие".
Читать дальше >>
